Экс-директор Новосибирского государственного академического театра оперы и балеты рассказал DW, как он воспринял известие о своем увольнении, а также о планах на ближайшее будущее.Решение министра культуры России Владимира Мединского уволить директора Новосибирского государственного академического театра оперы и балета из-за конфликта, связанного с постановкой оперы Рихарда Вагнера (Richard Wagner) "Тангейзер", вызывает недоумение в Германии.

Как подчеркнул в беседе с Deutsche Welle глава Немецкого театрального объединения (Deutscher Bühnenverein) Рольф Больвин (Rolf Bolwin), в ФРГ подобная ситуация немыслима. "Свой пост я занимаю уже два десятка лет и не помню ни одного случая, чтобы у нас в стране проводилось судебное разбирательство, предметом которого являлась бы театральная постановка. Свобода искусства и творчества гарантирована немецкой Конституцией. И церковь не вправе вмешиваться в сферу искусства. А об оскорблении чувств верующих речь может идти лишь тогда, когда деятели искусства предпринимают целенаправленную атаку на конкретную религиозную общину".

А как отреагировал на известие о своем увольнении сам Борис Мездрич? Чтобы узнать об этом, мы связались с ним по телефону.

Борис Мездрич: Как я могу реагировать! Прекращаю трудовой договор. В заключенном со мной контракте так и прописано: учредитель может прекратить трудовые отношения по собственной инициативе без указания мотивации. Так что подобный вариант был возможен. Мы ведь - федеральный театр. Наш учредитель - министерство культуры.

DW: Но суд принял решение в вашу пользу…

- Ну, что я могу тут сказать. Судебное решение - это, видимо, повод для размышления, а не руководство к действию.

- Как же могла сложиться эта ситуация вокруг "Тангейзера" - ведь все-таки XXI век на дворе?

- Вы знаете, эта ситуация ведь постепенно формировалась. Началось с того, что в Кодекс РФ об административных нарушениях были внесены изменения, касающиеся оскорбления чувств верующих. Соответствующая статья внесена в 2013 году и в уголовный кодекс. А если есть статьи, то должна быть правоприменительная практика. Второй момент заключается в том, что влияние церкви в стране усиливается, причем во всех сферах - в армии, в различных социальных структурах, в СМИ.

Религия достаточно широко входит в нашу жизнь. И это нормально - до определенных пределов. Ну, а специфика ситуации, возникшей в Новосибирске, заключается в том, что ее накаляют околоцерковные структуры. Это не прямые, но близкие к церкви, епархии структуры, своего рода аппендиксы. Они имеют другую правовую форму, у них другая установка, другая жизнь. Они более агрессивные, более амбициозные, более крикливые - и все больше вмешиваются в общественную жизнь.

- В чем это проявляется?

- К примеру, они могут добиться отмены концертов и арт-выставок, которые их не устраивают. Так, год назад в Новосибирске православные активисты сорвали выступление польской рок-группы Behemoth - как "оскорбляющей чувства верующих". Ну, а теперь вот произошла история, с нами связанная.

- Кстати, а лично с министром культуры вы обсуждали возникшую ситуацию?

- Я у него был, разговаривал. Я ему прямо сказал, что не могу согласиться с лишением финансирования "Тангейзера". Нельзя снижать финансирование задним числом на будущий период после создания спектакля - на сумму расходов, которые на этот спектакль пошли. Это финансовой цензурой называется. Ну, а что касается требования министерства культуры извиниться перед людьми, религиозные чувства которых были невольно задеты, то могу сказать следующее: я привык извиняться, если это необходимо, перед конкретным человеком - Ивановым, Петровым, Сидоровым, а не перед абстрактными фигурами. И потом, люди, требующие извинения, должны спектакль сначала посмотреть - как минимум.

Жаль, что в эту историю, особенно на ранней стадии, вмешался митрополит Новосибирский и Бердский Тихон, который инициировал и подписал письмо по поводу нашего спектакля в прокуратуру. А ведь существовала другая возможность - просто мне позвонить и вступить в диалог. И мы бы нашли компромисс.

- Он с вами вообще не разговаривал?

- Нет.

- А он сам смотрел спектакль?

- Нет.

- Как зрители реагировали на постановку?

- Мы отыграли четыре спектакля, и они прошли замечательно. Овации стояли в зале. Нет, правда: это действительно хороший спектакль.

- Каким вам видится будущее Новосибирского театра оперы и балета с приходом нового директора?

- У меня ощущение такое: мы столько вложили в этот театр, что испортить дело трудно, тут надо постараться. У нас крепкий фундамент - и творческий, и технический, и по персоналу. Но работы хватает, конечно, - как и в любом театре: фасад надо привести в порядок, интерьеры улучшить, туалеты облагообразить. Может, другая политика будет творческая. Все возможно, и я нормально к этому отношусь. Потому что каждый директор приходит со своей программой, со своими идеями, со своим опытом.

- А в оперу теперь будут внесены изменения?

- Это решать новому директору. У меня штурвала больше нет.

- Какие выводы вы извлекли из истории с "Тангейзером"?

- Я думаю, в решении подобных проблем надо какие-то другие механизмы искать. Уголовную статью об оскорблении чувств верующих я бы вообще из кодекса убрал - или прописал бы ее очень точно. Ведь одно дело - Pussy Riot, устроившие акцию в церкви, а другое дело - спектакль в храме искусства, если пафосно говорить. Это две абсолютно разные ситуации. "Тангейзер" - продукт нашей основной деятельности. Мы ведь не шайбу гоняли на сцене, а спектакль играли. И если кому-то что-то не понравилось в нем, нужно вести дискуссию, а не подключать к делу суд, прокуратуру, следственные комитеты. Это ведь абсурд полный.

- Что вы собираетесь теперь делать?

- Пока сижу в кабинете: собираю свои вещи и сортирую бумаги.

- А что касается работы? Предложения какие-то уже есть?

- Ну да, звонят…

- А где вы видите свое профессиональное будущее?

- В Новосибирске. Я не поеду, наверно, больше никуда. Мне уже 66 лет, и надо знать пределы своих возможностей.